В конце 30-х — начале 40-х годов позапрошлого века в Антарктике работали две морские экспедиции — американская и английская. Американской командовал Чарлз Уилкс. Про него говорят, что был он легкомысленным парнем, вралем, приписывал себе открытие нового материка. Честно говоря, сложно представить «легкомысленного парня», который смог бы провести свои парусники по тем акваториям, по которым вел фрегаты Чарлз Уилкс, и не только вел, но и вывел их оттуда... Оспаривались его определения координат на побережье то ли материка, то ли неизвестно чего, но они подтвердились. Весьма солидная часть Антарктиды называется теперь именем этого «легкомысленного» парня, любой может найти это на карте — «Земля Уилкса». Вместе с Уилксом ходил в то неласковое море некто Джеймс Дана (иногда — Дэна), — это имя следует запомнить.
Но сейчас — о Джеймсе Кларке Россе, хотя на кораблях его не оказалось столь талантливого натуралиста, как Дана.
Росс совершил в Антарктике подвиг, который сравним только с подвигом Джеймса Кука, до последнего дюйма отвоевавшего все, что возможно на пути к неведомой Южной Земле, и подвигом Беллинсгаузена и Лазарева, впервые эту землю обнаруживших. Росс преодолел ледниково-айсберговую зону океана и, понимая, что льды могут сомкнуться и не пропустить парусники обратно, все же повел свои фрегаты дальше на юг. (На кораблях экспедиции «Эребусе» и «Терроре» были установлены паровые машины, при безветрии они плыть помогали, но, так сказать, мощь кораблей увеличивалась незначительно.) Росс открыл Море Росса, Ледяной барьер Росса, два вулкана и провел свои корабли почти до 79° южной широты. Последнее обстоятельство имело не только положительное, но и отрицательное значение в истории географии: столь дальний морской вояж в южные широты поколебал уверенность некоторых географов в существовании Южной Земли, Антарктиды. В частности Гумбольдта. В его сочинениях Южный материк не упоминается, хотя он знал о результатах плаваний и Беллинсгаузена с Лазаревым, и Росса и Уилкса. В несколько же ином плане экспедиция Росса оказала доброе влияние на утверждение одной из очень важных географических идей. Гумбольдт это называл всеоживленность планеты. Столетие спустя Вернадский стал употреблять не очень привычное для слуха слово всюдность — всюдность жизни на планете.
Смысл же сводится к следующему. Античные авторы полагали необитаемыми три пояса на земном шаре: два полярных и экваториальный. С экваториальным поясом все было ясно, в 40-х годах прошлого столетия уже все знали, что в тропиках живут прекрасно и звери, и люди, и жители умеренных поясов сначала осторожно, а потом охотно стали переселяться в это самое пекло. С полярными же поясами было несколько сложнее. Практичные тюленебои и китобои конечно же не стали бы ходить в Арктику или Антарктику, не будь там добычи с весомой прибылью. Раз ходили, — значит, что-то есть. А натуралистам, было известно, чем это «что-то» питается: маленькие тюлени — большой рыбой, а большие киты — маленькими планктонными рачками. И все равно пунктуальных натуралистов не оставляло сомнение: что там, у самых полюсов? (Помните китов, плавающих на картах Баренца вокруг Северного полюса?)
Так вот, у крайних пределов своего проникновения на юг Росс взял для анализа образцы подвижных и неподвижных льдов («неподвижные» — на островах, на материк матросы Росса не высаживались) и пробы донного грунта. По возвращении в Европу часть образцов Джеймс Кларк Росс отправил в Германию известному путешественнику Христиану Готфриду Эренбергу. Эренберг путешествовал по Северо-Восточной Африке и Аравийскому полуострову и описал свои путешествия в книгах, он был спутником Гумбольдта в его долгой поездке по России, поднимался на гольцы Алтая, изучал озера Эльтон и Каспий, но больше всего интересовали Эренберга микроскопические или почти микроскопические существа, — тут он был специалистом экстракласса.
В привезенных Россом образцах Эренберг обнаружил более пятидесяти видов организмов, а это означало, что даже недоступные промысловикам южные широты Антарктики обитаемы. Конечно же, о результатах анализа Эренберга сразу же узнал Гумбольдт.
В долгой славе Александра Гумбольдта есть необычная для ученого черточка: Гумбольдта называют, и это в значительной степени оправданно, одним из родоначальников... альпинизма. Его восхождение на Чимборасо, тогда считавшейся высочайшей вершиной Южной Америки, долгое время признавалось мировым рекордом высотного подъема человека, хотя официально мировые рекорды в то время вообще не регистрировались (самое начало прошлого столетия).
Важнее другое. При своем подъеме на потухший вулкан Чимборасо Гумбольдт преодолел тот рубеж, ту границу, которая современной ему наукой считалась пределом распространения жизни вообще. Повторим еще раз: без всяких предохранительных или спасательных средств Гумбольдт вошел в зону, где жизни не могло быть.
А он там жизнь обнаружил, и не только потому, что рядом с ним осторожно шел индеец (тут возможен шутливый ход, но Гумбольдт в опасных местах действительно шел впереди проводников, он ставил на карту прежде всего свою жизнь). Он видел в расщелинах паучков (а паучки хищники, и, значит, кое-кто еще там жил) и видел кондоров, самых высококрылых орлов, паривших и рядом с ним, и выше. Это было научным первооткрытием, и после паучков и орлов Гумбольдт стал видеть жизнь не как плоскость, а как овал — в трех измерениях.
Вот этому овалу и не хватало законченности в северных и южных полярных широтах. Экспедиция Росса положила конец сомнениям, хотя по известным причинам у самого Южного полюса не побывала. Среди тех, кто способствовал утверждению в науке понятия «всеоживленность», можно назвать отечественного географа и зоолога Карла Максимовича Бэра. В 1837 году Карл Бэр совершил путешествие на Новую Землю и там, во льдах и на ледниках, обнаружил жизнь. Вполне вероятно, что сведения эти стали известны Гумбольдту. О всеоживленности в конце прошлого — начале нашего столетия много писал немецкий географ Фридрих Ратцель, а затем, уже в 20-х годах, понятие это заняло важное место в теоретических построениях В. И. Вернадского.
С научной точки зрения, признав всеоживленность планеты, вполне логично было поставить вопрос, как сосуществуют организмы, в каком состоянии по отношению друг к другу они находятся: беспорядочная ли это смесь или существуют какие-то временные объединения организмов, живые блоки... Гумбольдт на этот вопрос ответил коротко и четко: «Вся органическая природа объединена общей связью».
Но если живое объединено общей связью, то оно едино, целостно и не абстрактно, а конкретно запечатлено в структуре планеты Земля. Если сказать немножко иначе, то так понимаемая жизнь должна быть поставлена в один системный и логический ряд с литосферой, атмосферой и гидросферой. Это при любых критериях сопоставимые категории, сопоставимые планетные феномены, и Гумбольдт это прекрасно понял.
Понял и дал этому жизненному феномену название — «жизнесфера», подчеркнув тем самым его глобальность и сравнимость с другими геосферами (в оригинале die Lebenssphare). Гумбольдт был полиглотом, знал и древнегреческий, и греческий и потому назвать жизнесферу «биосферой», а не лебенссферой ему труда не составило бы. Но в первой половине прошлого столетия «биосферами» называли невидимые, далее неделимые глобулы — первоосновы жизни, термин был настолько известен, что даже включался в толковые словари. Существование глобул-биосфер не подтвердилось, и позднее лебенссферу Гумбольдта стали называть биосферой, подразумевая при этом всю планетную жизнь. В таком варианте термин (и понятие) дошел до наших дней. Родилось же это всем теперь известное понятие в недрах географии, в нем выражено физико-географическое понимание жизни.
Понято это было и географами, и биологами не сразу, но Гумбольдт свою концепцию изложил четко, изложил вот таким образом (стиль перевода 1848 года): «Обозревая весь круг неорганической жизни земного шара, мы в беглых чертах изобразили планету в ее внешней форме, внутренней теплоте, электромагнитном напряжении, проявлении света у полюсов, в ее вулканизмом названном, внутреннем противодействии — твердой, многосложной внешней коре, наконец, в явлениях ее двойных внешних оболочек, океана и воздушного моря; следуя старым понятиям об обработке физического землеописания, нашу картину можно было бы считать оконченной. Где же миросозерцание стремится найти более возвышенную точку зрения, там наша картина природы будет лишена своей наиболее очаровательной прелести, если в ней не будет вместе обнята и сфера органической жизни в разных степенях ее типического развития».
Вот такое прямое включение жизни в физическое землеописание, то есть в физическую географию, осуществлено было Гумбольдтом впервые в истории науки. Сам Гумбольдт реализовать свои замыслы полностью не смог, даже его девяностолетнего пребывания в этом мире не хватило на осуществление всего задуманного. Гумбольдт в известном смысле был поддержан своим современником и коллегой Карлом Риттером, американским географом Георгом (Джорджем) Маршем... Но физическая география все же устойчиво держала и держит курс на уход от жизни в понимании своих задач — своего предмета исследования, если точнее. Продолжается эта странность по сей день, и объяснить ее трудно. Закостенелость?.. Скорее всего, да.
Поиск по сайту
