Географическая мысль первой половины позапрошлого столетия, выделив человечество как целое в природе, на этом не остановилась и сделала по меньшей мере еще два принципиальной важности шага, намного опередивших свое время, — они тоже касаются глобальных событий, уже тогда развивавшихся на планете.
Первое из этих обобщений, сделанное Гумбольдтом и Риттером, относится к технике, к техническим средствам, созданным человеком.
Конечно же, в начале 30-х годов XIX века среди образованных людей почти не было таких, которые не слышали бы о пароходах, паровозах, о машинах, заменяющих человеческий труд, но и выбрасывающих людей за пределы фабричности, фабричных предприятий. Ни от Гумбольдта, ни от Риттера не могло, понятно, утаиться социальное противоречие, возникшее между человеком и техникой, знали они о движении луддитов, уничтожавших станки, помнили о речи Байрона в защиту луддитов в палате лордов... Движение луддитов, если толковать его в широком смысле, не изжило себя и до сих пор: тогда — станки, теперь — автоматика и роботы. Суть в общем одна: противоречия противоречивого общества.
Наверное, не грех назвать высочайшим достижением географической мысли тот факт, что сумели географы в далеко не простом луддитском движении разглядеть не только столкновение человека с техникой (это действительно понималось многими), но и обнаружить единство человека и техники. Карл Риттер подробно излагает эти идеи в статье «Об историческом элементе в науке землеведение», помеченной 1833 годом, — он ссылается при этом, конечно же, и на Гумбольдта.
Дело же можно представить себе таким образом. В молодые годы Гумбольдт размышлял и писал, подобно нашему соотечественнику Александру Николаевичу Радищеву, о «сородственности» минеральной и органической жизни, утверждая таким образом их природное единство. На седьмом же десятке своих лет Гумбольдт сформулировал и постарался утвердить «сородственность» человека и техники. Он определил развитие техники как «создание новых органов, орудий наблюдения», которые «умножают духовное, а вместе с тем и физическое могущество человека». И Гумбольдт, и Риттер согласились с таким — как продолжением человеческих органов в природе — пониманием техники, следом за ними и ученик Риттера Эрнст Капп писал о природе, облагороженной техникой. А некоторое время спустя мало кому тогда известным человеком было записано такое суждение: «Природа не строит ни машин, ни локомотивов, ни железных дорог, ни электрического телеграфа, ни сельфакторов, и т. д. Все это — продукты человеческого труда, природный материал, превращенный в органы человеческой воли, властвующей над природой, или человеческой деятельности в природе. Все это — созданные человеческой рукой органы человеческого мозга, овеществленная сила знания». Человеком, написавшим столь сходные с гумбольдтовскими строки, был Карл Маркс. Но эти соображения Маркса о технике, к сожалению, стали известны только в 1939 году, когда они впервые были опубликованы в журнале «Большевик».
Географическая же традиция в понимании техники продолжалась и после смерти Гумбольдта и Риттера (оба скончались в 1859 году). Два направления в этом плане необходимо выделить специально. Первое — это развитие представлений о технотворчестве как создании все большего количества искусственных органов человека, проникающих во внешний мир. Это так называемая «органопроекция». Один из известных специалистов в этой области — Л. Б. Переверзев написал, между прочим, следующее: «Мысль о том, что создаваемые человеком орудия, инструменты, приборы, механизмы, машины и вообще любые технические устройства и сооружения суть его искусственные органы, наружные продолжения или материализованные вовне частичные проекции его внутренне-физиологического или внешне-телесного строения, отнюдь не нова. Согласно сформулированной еще в XIX веке идеи органопроекции, теоретически развитой в двадцатых годах прошлого П. А. Флоренским и ныне блестяще подтверждаемой экспериментально достижениями бионики, «техника есть сколок с живого тела или, точнее, с жизненного телообразующего начала»... Возьмем ли мы механические орудия, оптические приборы или музыкальные инструменты, мы в конце концов найдем в них «органопроекции» руки, глаза, уха, горла и т. д.». В книгах и статьях географов мне не встречался термин «органопроекция», хотя понятие выявляется отчетливо. В статье Переверзева нет имен географов, но это уже особенность статьи.
Второе направление — это медленно, но все же определенно возникающее представление о технике как о новой планетной системе: биосфера, антропосфера, техносфера... Мысль о «второй» природе, о природе, созданной человеком, введена, строго говоря, в наше миропонимание географией, как и понимание того, что только с помощью техники человек сможет добиться некоего господства над природой. И понять ее — тоже не без помощи техники.
В 1914 году географ-просветитель, переводчик Н. К Лебедев в одном из примечаний к текстам Элизе Реклю подсчитал, что все «паровые машины на Земле представляют в общей совокупности силу, равную нескольким миллиардам лошадей». Это была уже попытка (быть может, первая) количественной оценки того феномена, который несколько позднее, видимо в конце 20-х годов, получил название «техносфера». Продолжая эту («вторую») традицию, Вернадский в 1923 году в статье «Живое вещество и химия моря» писал следующее: «Химия моря меняется новым фактором, отсутствовавшим раньше, культурным человечеством, его ставшей единой и организованной мировой техникой». Понятно, что речь идет о техносфере.
В 1928 году у В. И. Вернадского вышла в свет брошюра «О задачах и организации прикладной научной работы в Академии наук СССР», в которой Вернадский, коль скоро речь шла о делах практических, высказал свои мысли о «технике жизни», или о «технике человечества». Вернадский: «Всякий новый успех техники неизбежно ведет к новому увеличению проникновения науки в жизнь. Мы имеем здесь явление, не зависящее от человеческой воли, тесно связанное с законами биогеохимических процессов биосферы... Созданные человеческим гением машины, то есть переработка в новые формы окружающей человека материи, растут в своем значении в геометрической прогрессии, вне воли человека. К ним — к этим созданиям организмов — вполне приложимы законы размножения организмов в биосфере». Конечно же, здесь снова — техносфера, понимаемая как явление глобальное по масштабу и объективное, то есть независимое от волеизъявления конкретного человека или группы людей. Принципиально важна отмеченная Вернадским сравнимость скорости размножения организмов и технических изделий. Теперь мы знаем, что рост численности только автомобилей в пять раз превышает темп роста населения на планете и что человек изобрел уже более 500 тысяч разного рода технических средств, — их уже столько, сколько сейчас видов растений на Земле (вспомним, сколько времени природа потратила на их изготовление); техническая «масса» уже сравнима с массой животных.
Поиск по сайту
