Едва ли нужно специально доказывать логичность того факта, что именно география теоретически впервые вывела человека в космос. В сущности, географы-мыслители всегда работали в планетарном масштабе. Земля поначалу казалась им «ойкуменой» в непонятном Океане — островом, — потом, округлившись, показалась бесконечной, но они же первыми профессионально уловили ограниченность и даже сокращаемость земного пространства-времени. Как логичен когда-то был поиск Нового Света, так логично было и расширение круга поиска других путей, вплоть до космических. И если Гумбольдт расширил землеописание до мироописания, то Федоров сделал следующий закономерный для географа шаг — попытался хотя бы постулировать неизбежность углубления мироописания до миропреобразования. Надо ли пояснять, что это гигантский шаг в развитии не только географической мысли, но и всего человеческого миропонимания?
Разумеется, ни планетой в целом, ни тем более Солнечной системой невозможно управлять в одиночку: человечество у Федорова единое, единомыслящее и единочувствующее, проявляющееся как однородное целое... Это не однозначно решаемый сюжет, но все же интересно, что за некий прообраз единого человечества Федоров принял воинские силы, армию. О разрушительных последствиях войн, о борьбе за «жизненное пространство», о перемещениях человеческих масс в ходе военных действий — обо всем этом писали многие. Но Федоров первым ввел армию в проблему взаимоотношений человека с природой как позитивную силу, как реальную, с тысячелетними традициями силу. Для него, «всевоскрешателя», убиение само по себе было противоестественно, армия, как орудие убийства отцов и сыновей, противоречила всему строю мышления Федорова. Но в таком, несколько неожиданном повороте разговора об армии Федоров проявил себя диалектиком. Спустя почти столетие ход его рассуждений кажется несложным: я против войн, против братоубийства, но было бы непрактично утратить армейский опыт организации человеческих масс в нечто цельное, единое и, главное, умеющее единообразно действовать... И Федоров призвал от опыта не отказываться, но, если так позволительно выразиться, направить опыт в противоположную сторону. Иначе говоря, в отличие от пацифистов своего и более позднего времени, Федоров предложил не разоружаться, а «переоружаться» сохраняя при этом армейский (в широком смысле) устав.
Федоров: «Нужно не бросить меч, а перековать его на орало, не бросить оружие, ибо его могут поднять и обратить против нас же»; необходимо «дать истинно братский исход накопившимся громадным силам и всякого рода горючим материалам вместо того, к чему всего это готовилось, т. е. вместо войны...» А вместо войны готовые к самоуничтожению армии следует повернуть к «естественному», «разумному» — к воздействию «на слепые, неразумные силы природы, поражающие нас засухами, наводнениями, землетрясениями и другими всякого рода бедствиями». Федоров полагал, что армия способна повлиять прежде всего на метеорологические процессы, но «самое важное при этом будет заключаться в обращении военного дела в исследование, в изучение природы». В таком ракурсе Федоров вполне логично принимает всеобщую воинскую повинность, но дополняет ее всеобщим образованием, — получается, по его выражению, некая «естествоиспытательная повинность», превращающая армию и все объединенные народы в «естествоиспытательную силу».
Федоров: «...Только по достижении единения родом человеческим (т. е. природою, приходящею в сознание, в понимание самой себя), начнется дальнейшее движение как в этом сознании, так и в управлении природою самой себя через род человеческий, который есть та же природа, только пришедшая в сознание». А завершится этот процесс торжеством «психократии», наступлением царства «разума и духа».
Николая Федоровича Федорова, этого весьма своеобразного учителя географии, мыслителя-утописта, теперь называют и одним из основоположников «космической философии», или «русского космизма», наряду с К. Э. Циолковским и В. И. Вернадским.
Вернадский, называвший Н. Ф. Федорова «искателем истины», относился к его космическим построениям вполне серьезно и в последнее десятилетие своей жизни писал, например, следующее: «Мы видим в нашей социальной среде проявление — стихийное стремление — для некоторых личностей в реальных мечтах и действиях вырваться из нашей планеты, проникнуть конкретно на построенных ими аппаратах за пределы Земли, в другие миры космоса. Это стихийное стремление, надо думать, рано или поздно, выльется в фактических результатах... Реально начинает рассчитывать человек о выходе в космическое пространство». Вслед за Федоровым и Циолковским Вернадский предполагал, что проникновение человека в космос будет «безгранично».
Если обозначить то же самое, но несколько иными словами, то можно сказать, что космическая пространственная фаза эволюции жизни была предугадана уж во всяком случае не менее столетия тому назад. «Несколько иные слова» потребовались мне потому, что в работах и только что названных ученых, и других тоже «пространственных фаз эволюции» нет.
Общая посылка: были три пространственные фазы — прибрежная, океаническая и материковая, и с ними четко соотносятся этапы психической эволюции жизни: первой — незакрепляемые ощущения, второй — закрепленные ощущения — инстинкты; третьей — навыки, приобретаемые в процессе жизнедеятельности и по наследству в основном не передающиеся... А далее — так я считал — следовало довериться диалектическому закону отрицания — отрицания, согласно которому грядущий четвертый этап, совпадающий с космической пространственной фазой эволюции, должен на новом, неизмеримо более высоком уровне, но все же в принципе повторить второй этап, — должны были реализоваться заложенные в нервной системе возможности к закреплению приобретаемых навыков и знаний. Я имею в виду не прижизненное, а наследственное закрепление, и все это еще осложнялось психофизиологической странностью человека, которая раньше объяснялась мною эволюционной молодостью (даже незрелостью!) нас с вами, а теперь, после предполагаемого «повзросления» человека чуть ли не на пятнадцать миллионов лет, — уж и не знаешь, чем объяснить... Недоразвитостью биологической?.. Ошибками природы?.. Несовершенством и естественного отбора, и номогенеза?.. Или превышающей законы природы «дальнозоркостью» палеоантропологов и палеоархеологов?.. Тех, которые зрят глубже себя настолько, что и про диво дивное вспомнить не грех?.. Я склонен придавать некоторое значение двум последним вопросам. Суть же дела вот в чем.
За те пятнадцать или сколько там еще миллионолетий, которые указаны сейчас в паспорте развитого гоминида палеоантропологами, или даже два или три миллиона лет, которые сенсационно бросают теперь и в Африке, и в Якутии под ноги нашему непосредственному (будто бы) предку, — все это совершенно не совпадает с нашей человеческой реальностью.
Такая ситуация — сходная ситуация — уже была в науке, когда в противоречие пришли космогония и биология... Космогонисты «образовывали» Землю то за 70 тысяч лет до наших дней, то за 500, дошли до двух миллиардов! — но и с этим биологи не согласились, по их расчетам, и этого срока не хватило бы для эволюции жизни до современного уровня... Космогонисты щедро прибавили всем нам еще два с половиной миллиарда, и щедрость их можно только приветствовать, ибо она, судя по всему, позволяет привести в соответствие в хронологическом смысле эволюцию планеты и эволюцию жизни на ней... А «повзросление» человека с помощью антропологов поставило «проблему наоборот»: если высшие гоминиды и в широком варианте человек столь древен, то основные видовые признаки должны были в нем эволюционно закрепиться, наследоваться, как у любого другого вида, — от ерша до собаки, что ли. Но этого как раз и не произошло — по прежней моей догадке — не хватило эволюционного времени, а что предположить теперь, когда время увеличено в 15 (!) раз? Впрочем, пора все это заземлить.
Из поколения в поколение, скажем, собаки живут среди людей и остаются при этом собаками. Ни одна порода собак не перешла на прямохождение, не заговорила человеческим языком, не сравнялась по средней продолжительности жизни с человеком. Науке давно известны случаи (их описывал еще в 17 веке Линней) похищения и воспитания человеческих младенцев животными — волками, медведями и обезьянами. Во всех этих случаях детеныши человека вырастали зверем, утрачивали почти все человеческие признаки. И не только признаки — и это сейчас главное — способности к прямохождению, к усвоению человеческой речи; даже срок жизни их соответствовал средней продолжительности жизни воспитавших их животных... Десять или пятнадцать миллионов лет в существовании не только вида, но и рода — срок немалый, да и два миллиона лет — не игрушки. Почему видовые способности в человеке до сих пор не закреплены?.. Либо ошибаются палеоантропологи, либо есть в человеке нечто такое, что в биологическом опыте жизни ранее не проявлялось... Истина, скорее всего, посередине, но в выводы палеоантропологов у меня нет никаких оснований вмешиваться, и в суждении своем я постараюсь не выходить за пределы географии... Имею в виду я прежде всего технику, понимаемую как продолжение и тела, и мысли человека в окружающий мир, в природу, — в таком варианте это небывалое ранее дополнение биологической эволюции — производной от нее — но все же имеющее и самостоятельность, и все возрастающее значение.
Так вот, в той проблеме, о которой я скорее советуюсь с Вами, чем навязываю свое решение, — сейчас очевидно, что запоминающие устройства, высокого уровня современная электроника освободили человека от биологической необходимости наследовать приобретенные знания: есть тому техногенный эволюционный эквивалент, и он — так мне, во всяком случае, сейчас кажется — не противоречит никаким нравственным человеческим нормам.
Но он, этот техногенный эквивалент, оказался в противоречивом соотнесении с биологической, тем более техногенной, ненаследственностью человеческой психики, человеческой морали — того, что нацело исчезает при воспитании человеческого детеныша животными, а по эволюционной логике, должно быть тоже закреплено в нем, в человеке... Я не вижу машинного способа закрепления человеческого в человеке и потому вынужден констатировать усилившийся за последние десятилетия разрыв между биологическим и техническим, между психологическим и рациональным... Абсолютного согласия между ними никогда не было, но сегодня все мы должны принимать во внимание все возрастающую роль техники в развитии человечества.
Категоричность в суждениях мне лично сейчас представляется излишней, а вот размышлять в таком плане — необходимо.
Поиск по сайту
