Поиск по сайту
искать:
расширенный поиск
Реклама:
Купить геосетка дорожная modul-geo.ru/geosetka.
География: история науки
история науки
Главная Мысли Постижение Эволюция Арабески

Географический детерминизм и встречный ход развития мысли. Часть II

Теперь о втором немаловажном обобщении Риттера. Вслед за Лейбницем и Кантом Риттер пользовался понятием «естественное тело», причем под естественными телами он понимал обломки горных пород, минералы, растения, их семена, животных и т.п. В 1836 году Риттер опубликовал работу, в которой комплексно рассмотрел взаимодействие человека с природой. В этой статье Риттер одну из важнейших задач землеведения определил как «исследование культурной сферы». В этом плане Риттер пошел дальше Гумбольдта, описавшего антропогенные биогеоценозы, и т. п. Он предложил именовать «культурной сферой» все области на земном шаре, в которых естественные тела «заняли вследствие влияния человеческой истории» места, ранее им не принадлежащие, то есть область перемещений человеком естественных тел. Культурная сфера по своему происхождению «связывается с историей человечества и народов в различных ее отношениях к цивилизации и культуре»; изучение ее «составляет именно узы, связующие естественную историю с этнографией посредством землеведения». При этом «наука землеведения» не захватывает без необходимости областей соседних наук и не переходит своих собственных границ... Исследование же культурной сферы подводит землеведение к «замечательному классу произведений, которые можно назвать благороднейшими из всех даров природы», потому что они, «подобно человеку и народам», «одарены способностью к высшему развитию своей индивидуальности» и раскрывают способности при помощи искусства человека. Эти торжественные риттеровские слова относятся к лошадям, крупному рогатому скоту, верблюдам, хлебным злакам, рису и т.п., от которых зависит и общее состояние земледелия, скотоводства, промышленности и торговли в пределах культурной сферы.

Риттер, конечно, понимал, что «благороднейшие дары» появились не сразу, он различает очаги естественного существования будущих «даров», промежуточные сферы их перемещения вслед за человеком и, наконец, «новую их родину», то есть Риттер вполне историчен.

И все-таки эволюционный характер взглядам на культурную сферу в целом придал другой ученый Лев Ильич Мечников, автор книги «Цивилизация и великие исторические реки», опубликованной на французском языке в 1889 году, через год после смерти автора. Книга эта трижды издавалась у нас в стране в русском переводе, про нее нельзя сказать, что она неизвестна читателям, да и самого Мечникова историки науки не забывают. Не забывают, но взгляды его излагаются, как правило, и неполно, и неточно. В нашей литературе Мечникова принято вспоминать как автора трехступенчатой схемы развития человечества: сначала человечество будто бы пережило речную фазу, потом прошло морскую и, наконец, достигло океанической фазы; решающую роль в таком поступательном движении человечества всегда будто бы играли природные условия — речные, морские, океанические, — и Мечникова привычно укладывали в ложе географического детерминизма. Но дело обстоит иначе. Мечников в своей книге излагает трехступенчатую схему, но вовсе не является ее автором. Сконструировал схему Эрнст Капп в книге «Философское землеведение», опубликованной в Германии в 1845 году, та же схема повторена другим немецким географом С. Бёттигером, на которого Мечников прямо ссылается... Но интереснее другое. Мечников со своим другом, участником Парижской Коммуны, географом Элизе Реклю (он подготовил к изданию книгу Мечникова) ввел в обиход понятие «географическая среда», занявшее прочное место и в научной, и в философской литературе. Соавторы не преувеличивали значение географической среды в развитии человечества, они писали, что географическая среда либо ускоряет, либо замедляет развитие общества, и формула эта достаточно часто встречается в сочинениях, излагающих основы исторического материализма... Но для нас особенно важно, что наряду с понятиями «географическая среда», «космическая среда» (есть и такое) Мечников писал о культурной географической среде, под которой имелась в виду природа, измененная человеком, — тут уж не до геодетерминизма, человек активен, творит на планете нечто новое, и масштаб его деятельности глобален, — столь определенно это, пожалуй, впервые — с включением в эволюционный ряд — сказано у Мечникова. «С течением времени на Земле происходит эволюция культурной географической среды: вначале она ограничена не особенно обширными бассейнами немногих культурно-исторических рек... Затем, в известный момент, она расширяется и принимает характер средиземноморской, спустя еще некоторое время охватывает Атлантический океан, чтобы наконец распространиться и захватить в свои объятия все обитаемые местности земного шара». Стиль — с некоторым уклоном в символику, но все вполне реалистично: сравнивая «современную технику и промышленность с таковыми же предыдущих исторических периодов, мы обязаны будем признать гигантский рост власти человека над слепыми силами природы, над временем и пространством, этими космическими врагами человечества».

Логическое завершение представления Риттера о культурной сфере и Мечникова о культурной географической среде получили в 30-х годах двадцатого столетия во взглядах Вернадского на ноосферу как измененную человеком комплексную земную оболочку. В этой вполне цельной и единой концепции известных географов (в числе соавторов по частным, но в том же ключе освещенным вопросам можно назвать Э. Каппа, А. И. Воейкова, В. В. Докучаева, А. Н. Краснова, И. П. Бородина, Видаль де ля Блаша, 3. Пассарге) упор сделан на положительной стороне воздействия человека на природу, хотя и не забывается о сведении лесов, обмелении рек, истощении почв, ветровой эрозии...

Георг Марш
Георг Марш

Особняком в географической литературе девятнадцатого — первой половины двадцатого столетия стоит книга американца Георга Марша, которая называется «Человек и природа, или О влиянии человека на изменение физико-географических условий природы», — этот почти 600-страничный фолиант был издан в оригинале в 1864 году, а уже через два года вышел в свет на русском в переводе Н. А. Неведомского. Стремительность переиздания внешне может служить свидетельством научного или — шире — общественного успеха, — но только внешне, конечно: книга Марша была забыта на целое столетие и в англоязычных странах — и в России тоже. Словно в пустоту провалилась.

Тогда, в позапрошлом столетии, на книгу Марша обратил — к счастью для всех нас — внимание Фридрих Энгельс, и некоторые географические выводы Марша дошли до советского читателя на страницах «Диалектики природы», начатой десятилетием позже. Всерьез же о книге Марша вспомнили через сто лет после ее выхода — переиздали, и теперь она считается одним из самых значительных научных (не только географических!) произведений 19-го столетия. Не боясь взять грех на душу, можно смело утверждать, что по социальной заряженности в естественнонаучной литературе книга Марша равна дарвиновскому «Происхождению видов...» Книга Дарвина сработала сразу, а в книге Марша взрыватель почему-то (может быть, и в этом была мудрость?) долго ждал своего часа.

И дождался. Взрыватель сработал с запозданием, но сработал, — выразился в нашей общей тревоге за судьбу земной природы.

Георг Марш вынужден был констатировать, что значение физической географии для понимания взаимоотношений человека с природой слишком долго игнорировалось, а потому и не мог быть поставлен обратный вопрос о воздействии человека на окружающую среду. Поворот в этом направлении Марш связал с включением Гумбольдтом (отчасти и Риттером) в предмет исследования географии живой природы.

Марш, как только что говорилось, сосредоточил свое внимание прежде всего на негативных формах (результатах) воздействия и писал об этом весьма категорично: «Человек слишком долго забывал, что земля дана ему для пользования ее плодами, а не для растраты ее и еще менее для безрассудного уничтожения ее производительности». «...Человек является повсюду как разрушающий деятель. Где он ступит, гармония природы заменяется дисгармонией...» Марш четко поставил вопрос о сознательном и стихийном воздействии человека на природу. «Конечно, преднамеренные перемены и замены, производимые человеком, имеют великое значение, но... они ничтожны в сравнении с теми же непреднамеренными последствиями, какие вытекают из человеческой деятельности». Сам он видел свою задачу в том, чтобы рассмотреть «наиболее существенные и важные изменения, которые человек произвел и производит на суше, воде и небесах, иногда, конечно, и с сознательной целью, но по большей части совершенно бессознательно, так что эти изменения составляют главным образом естественные последствия действий, совершенных ради иных целей, более узких и более непосредственных... Точное определение произведенных таким образом географических изменений... невозможно, — не без сожаления замечает Марш, — потому что мы имеем только средство для качественного, а не для количественного их анализа».

Полагая, что в историческое время серьезных климатических изменений не происходило, Марш с тревогой констатировал: «А между тем в этот период времени человек успел превратить в голые пустыни самые лучшие плодороднейшие страны Старого Света, простирающиеся на несколько миллионов квадратных миль. Произведенные человеком опустошения извратили отношения и расстроили равновесия, установленные природою между ее органическими и неорганическими созданиями, — и природа мстит своему нарушителю, давая свободу... разрушительным силам...». Как известно, Ф. Энгельс в «Диалектике природы», в своей впоследствии знаменитой статье, включенной в эту книгу, «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» (написана в 1876 году, опубликована в 1896 году) писал: «Не будем, однако, слишком обольщаться нашими победами над природой. За каждую такую победу она нам мстит». И географ, и философ, как видно, сошлись в определении все усложняющей ситуации во взаимоотношениях человека с природой. Это уже само по себе примечательно.

Реклама:
© 2009 География: история науки
    Обратная связь | Карта сайта