Да, ничто человеческое не чуждо путешественникам, не чуждо литературе путешествий, ни одна из «вечных» тем не обошла их, да и не могла обойти.
В вооруженном мире не всегда можно было путешествовать безоружным, как делали это Геродот, фламандец Рубрук, босиком, в рубище явившийся зимою в ставку монгольского хана в Центральной Азии, как Афанасий Никитин, Миклухо-Маклай... Поэтому и воинский опыт иной раз требовался путешественнику, и воинские доблести запечатлены в географических книгах... И товарищество, вплоть до самопожертвования. И великий труд...
И любовь, конечно. Это просто недоразумение, что до сих пор не сложены поэмы о Василии и Марии Прончищевых, участниках Великой северной экспедиции, погибших у берегов Таймыра в 1736 году; о Григории и Александре Потаниных, совершивших несколько путешествий по Центральной Азии (из последнего совместного путешествия Александра Викторовна не вернулась); о полярном исследователе Владимире Русанове и его молоденькой супруге, парижской студентке Жульетте Жан, разделившей с ним его трагическую судьбу; об Иване и Марфе Черских — из их экспедиции на Колыму не вернулся Иван Дементьевич...
О Черских скажем несколько слов особо, потому что литература путешествий — это еще и летопись подвигов и своеобразной преемственности в подвигах: такая преемственность была, например, в путешествиях Пржевальского и его учеников. Но на Колыме взяла старт эстафета, почти неправдоподобная по стечению обстоятельств, совпадению судеб, духовному напряжению, — подвижническая эстафета. Впрочем, судите сами.
Иван Дементьевич Черский, будучи совсем юным человеком, принял участие в польском восстании против Царского самодержавия. После подавления восстания его сослали в Сибирь, а в Сибири он быстро проявил себя талантливым исследователем. По ходатайству Семенова (тогда еще не Тян-Шанского), который к тому времени стал важной особой, сенатором, Черского амнистировали, и Русское географическое общество поручило ему исследование бассейна реки Колымы. Черский тогда уже серьезно болел туберкулезом, но незамедлительно отправился из Петербурга почти на другой конец света вместе с Марфой Павловной. Смерть стала настигать его, когда он приближался к устью Колымы. Прервать путешествие Черский отказался. Когда он уже не мог писать, записи в путевом дневнике продолжила Марфа Павловна. Черский умер у нее на руках, не достигнув своей цели — устья Колымы.
Устье Колымы было исследовано спустя некоторое время Георгием Яковлевичем Седовым. Он исполнил то, к чему стремился Черский. А еще несколько лет спустя, уже больной, как и Черский, и тоже знавший, что погибнет, Георгий Седов отправился к Северному полюсу. И погиб. Погиб, повторив подвиг Черского...
Когда экспедиционное судно Седова «Св. Фока» готовилось покинуть арктические берега, к месту стоянки его пришли два человека — члены экипажа полярной экспедиции Брусилова на шхуне «Св. Анна». Через два года после Седова Георгий Львович Брусилов тоже побывал в устье Колымы: привел туда свое судно из Владивостока. А потом предпринял новое путешествие в Западную Арктику, но шхуну затерло во льдах и понесло в сторону Гренландии. Вот тогда те два человека, что пришли на стоянку судна Седова, и решили спасаться самостоятельно: в сопровождении еще нескольких человек они покинули «Св. Анну» и пошли на юг. В той группе, которая покинула шхуну, было лишь два здоровых человека — штурман Альбанов и матрос Конрад. Они и объединились, предоставив больных своей собственной судьбе. Только они вдвоем и спаслись. Все остальные участники экспедиции погибли. В 1917 году Альбанов опубликовал книгу «На юг, к Земле Франца Иосифа». Уже в послевоенные годы она была переиздана под названием «Подвиг штурмана В. И. Альбанова», — но стоило ли ее переименовывать таким образом?..
...Последнее, интимно человеческое. Норвежца Руала Амундсена, как полярного путешественника, даже не с кем сравнивать, — он впереди самых блистательных когорт. Амундсен планировал экспедиции мудро, выживал в самых экстремальных условиях. Он уже прекратил путешествия, когда узнал, что во льдах Арктики гибнет его соперник итальянец Умберто Нобиле. Руал Амундсен без всякой подготовки бросился ему на помощь на плохоньком гидроплане «Латам». И погиб. Нобиле был спасен другими и прожил потом еще пятьдесят лет, — год в год.
О гибели Руала Амундсена Константин Симонов написал так:
В тех водах «кануна ледостава» не бывает, море там незамерзающее, хотя температура воды опускается ниже нуля) — Амундсен навеки погрузился в черный жидкий лед. И нашли не обломок крыла, а поплавок от гидроплана. Но это уже детали.